Il est Napoléon le Grand: après Austerlitz, qui peut arrêter l'empereur des Français? Il bouscule les rois, à Iéna, à Friedland, à Wagram. Il conquiert les femmes: Marie Walewska, la Polonaise, et Marie-Louise, l'Autrichienne, la petite-nièce de Marie-Antoinette! Son fils, le roi de Rome, descend donc de l'empereur d'Autriche. Quel parcours!

Napoléon, que nous suivons pas à pas, s'humanise. Amant impérieux de Marie Walewska et mari attentionné de Marie-Louise, il voudrait retenir l'Histoire, ne pas avoir à engager le fer contre le Tsar. Mais il est emporté: "Et ainsi la guerre aura lieu malgré moi, malgré lui", confie-t-il.

Max Gallo nous fait partager, à chaque instant de chaque jour, les bonheurs et les ardeurs du père, du mari, de l'amant, la volonté et l'esprit de décision de cet empereur des rois, lancé dans le ciel de l'Histoire comme un météore. "Ce texte fait référence à une édition épuisée ou non disponible de ce titre".

Ce roman commence au printemps 1779, lorsqu'un enfant de dix ans à l'accent étranger, maigre et mal peigné, entre à l'école militaire de Brienne. Quinze ans plus tard, cet enfant entre dans la légende. Bonaparte est nommé général en chef des armées d'Italie par le Directoire. La suite, c'est Vendémiaire, Lodi, Arcole, la campagne d'Egypte. Cet homme de génie, despotique et visionnaire, s'apprête à conquérir la France, l'Europe et le monde. Son destin impérial est tracé. Jamais plus il ne cessera d'inviter au rêve et de susciter la passion.

Le "Napoléon" de Max Gallo est à la fois une savante biographie historique et un palpitant roman d'aventures. Pouvait-il en être autrement alors que l'empereur lui-même s'exclamait "Quel roman que ma vie!"? Le récit captivant raconte en quatre tomes une destinée exceptionnelle: le lecteur est de toutes les batailles, de toutes les alcôves, de toutes les pensées de Napoléon. C'est d'abord "Le Chant du départ" (1769-1799) qui salue l'émergence de Bonaparte, le fils de la Révolution. Au lendemain du 18 Brumaire, "Le Soleil d'Austerlitz" (1799-1805) brille sur une fulgurante ascension couronnée par le sacre impérial et par le triomphe du militaire de génie. À son zénith, Bonaparte se heurte à une Europe coalisée dont il veut être le maître: c'est le temps de "L'Empereur des rois" (1806-1812). Plus dure en sera la chute qui aboutit à Waterloo. Mais la légende est en marche: battu et en exil, Napoléon reste "L'Immortel de Sainte-Hélène" (1812-1821).

Avec la plume enthousiaste de Max Gallo, l'Aigle déploie toute sa splendeur. (Loïs Klein).

En 1812, il entre en Russie à la tête de cinq cent mille hommes. Un océan de feu détruit Moscou. Un chaos de glace et de neige engloutit la Grande Armée. Pour la première fois, l'Aigle baisse la tête. Dès lors, l'Europe conquise se réveille et se venge. Les puissants le trahissent, sa vieille garde pleure à Fontainebleau. Le retour de l'île d'Elbe annonce-t-il un nouveau chant du départ? Le dernier acte est proche. Le soleil d'Austerlitz ne se lèvera pas sur la plaine boueuse de Waterloo. Enchaîné par les Anglais sur son rocher de Sainte Hélène, l'Empereur peut encore vaincre le temps et l'oubli et forger sa mémoire immortelle.

В охоте за немецким чудо-оружием приняли участие и новейшие ночные истребители-перехватчики 9-й воздушной армии — двухмоторные Нортроп P-61 «Black Widow». К сожалению, самолет «Блэк Уидоу» не получил даже толики славы «Мустанга» или «Летающих Крепостей» и мало известен широкой публике.

The violent and predatory society of Dark Age Scandinavia left a unique impact on the history of medieval Europe. From their chill northern fastness, Norse warriors, explorers and merchants raided, traded, and settled across wide areas of Europe, Asia and the North Atlantic from the late eighth to the mid-eleventh century.

Northmen narrates their story, focusing on places where key events were played out, from the sack of Lindisfarne in 793 to the murder of the saga-writer Snorri Sturluson in Iceland in 1241. Such episodes are fascinating in themselves, but also shed crucial light on the nature of Viking activity – its causes, effects, and the reasons for its decline.

In 800, the Scandinavians were barbarians in longships bent on plunder and rapine; by 1200, their homelands were an integral part of Latin Christendom. John Haywood tells, in authoritative but compellingly readable fashion, the extraordinary story of the Viking Age.

Published in the centenary year of the 1917 Russian Revolution, No Less Than Mystic is a fresh and iconoclastic history of Lenin and the Bolsheviks for a generation uninterested in Cold War ideologies and stereotypes.

Although it offers a full and complete history of Leninism, 1917, the Russian Civil War and its aftermath, the book devotes more time than usual to the policies and actions of the socialist alternatives to Bolshevism–to the Menshevik Internationalists, the Socialist Revolutionaries (SRs), the Jewish Bundists and the anarchists. It prioritises Factory Committees, local Soviets, the Womens’ Zhenotdel movement, Proletkult and the Kronstadt sailors as much as the statements and actions of Lenin and Trotsky. Using the neglected writings and memoirs of Mensheviks like Julius Martov, SRs like Victor Chernov, Bolshevik oppositionists like Alexandra Kollontai and anarchists like Nestor Makhno, it traces a revolution gone wrong and suggests how it might have produced a more libertarian, emancipatory socialism than that created by Lenin and the Bolsheviks.

Although the book broadly covers the period from 1903 (the formation of the Bolsheviks and Mensheviks) to 1921 (the suppression of the Kronstadt rebellion) and explains why the Bolshevik Revolution degenerated so quickly into its apparent opposite, it continually examines the Leninist experiment through the lens of a 21st century, de-centralised, ecological, anti-productivist and feminist socialism. Throughout its narrative it interweaves and draws parallels with contemporary anti-capitalist struggles such as those of the Zapatistas, the Kurds, the Argentinean “Recovered Factories”, Occupy, the Arab Spring, the Indignados and Intersectional feminists, attempting to open up the past to the present and points in between.

We do not need another standard history of the Russian Revolution. This is not one.

THE AUTOBIOGRAPHY OF THE CHIEF INTERPRETER AT HISTORY’S GREATEST TRIALS….

The memoirs of Wolfe Frank, which lay hidden in an attic for twenty-five years, are a unique and highly moving behind-the-scenes account of what happened at Nuremberg – ‘the greatest trial in history’ – seen through the eyes of a witness to the whole proceedings. They include important historical information never previously revealed. In an extraordinarily explicit life story, Frank includes his personal encounters, inside and outside the courtroom, with all the war criminals, particularly Hermann Goering. This, therefore, is a unique record that adds substantially to what is already publicly known about the trials and the defendants.

Involved in proceedings from day one, Frank translated the first piece of evidence, interpreted the judges’ opening statements, and concluded the trials by announcing the sentences to the defendants (and several hundred million radio listeners) – which earned him the soubriquet ‘Voice of Doom’.

Prior to the war, Frank, who was of Jewish descent, was a Bavarian playboy, an engineer, a resistance worker, a smuggler (of money and Jews out of Germany) and was declared to be ‘an enemy of the State to be shot on sight’. Having escaped to Britain, he was interned at the outbreak of war but successfully campaigned for his release and eventually allowed to enlist in the British Army – in which he rose to the rank of Captain. Unable to speak English prior to his arrival, by the time of the Nuremberg trials he was described as the ‘finest interpreter in the world’.

A unique character of extreme contrasts Frank was a playboy, a risk taker and an opportunist. Yet he was also a man of immense courage, charm, good manners, integrity and ability. He undertook the toughest assignment imaginable at Nuremberg to a level that was ‘satisfactory alike to the bench, the defence and the prosecution’ and he played a major role in materially shortening the ‘enormously difficult procedures’ by an estimated three years.

“A lot of the most successful covert actions begin life as crazy ideas… [this is] a collection of tales sure to entertain as well as inform.”

—Gen. Michael Hayden, former director of the CIA and NSA, and New York Times bestselling author

The International Spy Museum’s Historian takes us on a wild tour of missions and schemes that almost happened, but were ultimately deemed too dangerous, expensive, ahead of their time, or even certifiably insane

In 1958, the U.S. Air Force nuked the moon as a show of military force. In 1967, the CIA sent live cats to spy on the Soviet government. In 1942, the British built a torpedo-proof aircraft carrier out of an iceberg. Of course, none of these things ever actually happened.

But in Nuking the Moon, intelligence historian Vince Houghton proves that abandoned plans can be just as illuminating—and every bit as entertaining—as the ones that made it. Vividly capturing the fascinating stories of how twenty-one plans from WWII and the Cold War went from conception, planning, and testing to cancellation, Houghton explores what happens when innovation meets desperation: For every plan as good as D-Day, there’s a scheme to strap bombs to bats or dig a spy tunnel underneath the Soviet embassy. Along the way, he reveals what each one tells us about twentieth-century history, the art of spycraft, military strategy, and famous figures like JFK, Castro, and Churchill. By turns terrifying and hilarious–but always riveting–this is the unique story of history left on the drawing board.

Нейролингвистическое программирование — одно из революционных открытий конца столетия, семимильными шагами завоевывающее мир, значимостью не уступающее изобретению Интернета. Авторам предлагаемого бестселлера, в основу которого положен опыт многих лет преподавания НЛП, удалось написать не только исчерпывающее и общедоступное практическое руководство к усвоению этого почти универсального средства достижения успеха в любой сфере коммуникативно-речевой деятельности — от решения семейных и деловых проблем до обнаружения в себе дара дипломата и оратора, — но и попросту увлекательное чтиво — своего рода авантюрный роман, где на материале самых, казалось бы, заурядных житейских историй и ситуаций описываются захватывающие приключения психики по пути к открытию своих поистине неисчерпаемых ресурсов.

В этой главе:

— Субъективные переживания

— Мысли и поступки

— К совершенству личности

— Моделирование успеха

— Модель НЛП

В этой главе:

— Технология достижения целей

— Четырехступенчатая модель успеха

— Принципы правильной формулировки результата

В этой главе:

— Экологичность результата

— Роль подсознания

— Представление результатов

— Вопросы по Декартовой схеме

— Система ценностей и результаты

В этой главе:

— Подстройка

— Установка раппорта с помощью подстройки

В этой главе:

— Калибровка раппорта

— Присоединение и ведение

— Отстройка

— Долговременные взаимоотношения

— Подстройка с конгруэнтностью

В этой главе:

— Как видит мозг

— Надежный «автопилот»

— Системы представления

— Определение предпочитаемых форм восприятия

— Движения глаз

— Синестезия

В этой главе:

— Субмодальности и смысл переживаний

— Изменение переживаний и поведения

В этой главе:

— Язык как средство достижения желаемого

— «А-Прим»

— Иерархия идей

— От слов к результатам

В этой главе:

— Принципы языка Милтона:

— Раппорт и утилизация

— Применение милтоновских структур

В этой главе:

— Метамодель — глубинная и поверхностная структуры

— Вопросы Метамодели

— Использование вопросов

— Практические средства изменения

В этой главе:

— Простые и сложные метафоры

— Метафоры как средство общения

— Слабые стороны пользования метафорами

— Разработка сложных метафор

В этой главе:

— Позиции восприятия

— Какую позицию занять

В этой главе:

— Кодирование времени

— Время в различных культурах

— Сквозь время и во времени

— Как определять линию времени

В этой главе:

— Связь поведения с нейрологическими уровнями

— Нейрологические уровни и деятельность организаций

— Согласованность

В этой главе:

— Фреймы и рефрейминг

— Рефрейминг и результаты

— Фреймы и совещания

В этой главе:

— Стратегии успеха

— Системы с обратной связью

— Выявление и применение стратегий

— Модель Т.О.Т.Е.

— Масштабные блоки стратегии

В этой главе:

— Стратегия убеждения

— Стратегия правописания

— 21 совет, как извлекать стратегии

В этой главе:

— Моделирование

— Умения и способности

— Процесс моделирования

— Действенные стратегии

В этой главе:

— Понятие якоря

— Переход к подходящему настроению

— Установка полезных якорей

В этой главе:

— Установка якоря

— Использование якорей

В этой главе:

— Методики изменений

— Изменение личной истории

— Избавление от фобий

— Подробное анкетирование личной истории

There comes a time when it is both useful, and appropriate, for the purpose of continuing to expand our understanding of the universe we live in, for entirely new fields of study to be created. Separating new from old, exceptions from rules, and useful from previously unquestionable. So learning and experiences from entirely divergent fields have the opportunity to combine knowledge and experience into configurations that allow further growth, understanding, and impact upon ourselves as a species. It is in this way that neuro-linguistic programming came into being. We wish at this point to separate our NLP from the many fields from which it draws information, from the many fields for which it has application. And in this way have greater clarity and freedom to delineate NLP's own methodologies and basic purpose.

Sigurds Rusmanis

Neiepazītā Latvija

Grāmata "Neiepazītā Latvija" tapusi gan autora izpētes braucienu rezultātā, gan arī apkopojot savākto kultūrvēsturisko ma­teriālu. Tā nozīmīga ar to, ka pievērš uzmanību parasti nepamanītiem faktiem, tautas celtniecības un citiem objektiem Grāmata dod lasītājam vērtējuma pieredzi un iespēju saskatīt ko ievērības cienīgu arī ikdienā tuvumā esošajā un pierastajā un tāpēc pienācīgi nenovērtētajā,  šāda izpratne veicinātu Latvijas kultūrvides saglabāšanu un sakopšanu

Sigurds Rusmanis

Grāmata sarakstīta un izdota ar Valsts Kultūrkapitāla fonda atbalstu

Grāmata izmantoti fotoattēli no autora personīga arhīva, Jānis Zīvarts (Iecava), Dāvids Spunde (Strenču kapliča)

Redaktors: ļŪId is Placensļ Datormaketētāja: Ilze Stikāne Vāka mākslinieks: Gateens

© Sigurds Rjusmanis, 2006 © SIA "Apgāds Mantojums", 2006

Noskannējis grāmatu un FB2 failu izveidojis Imants Ločmelis

Как изменился культурный ландшафт после появления глобального супермаркета? Что произошло с современным искусством после Энди Уорхола, с поп-музыкой – после Нирваны и MTV, с кино – после «Звездных войн»? И так ли важны сегодня, когда лейбл на вашей майке ценнее ее фасона, старые понятия вкуса и стиля? Ответы на эти вопросы предлагает в своей книге Джон Сибрук, колумнист журнала New Yorker, Harper’s Bazaar, GQ, Vanity Fair, Vogue, Village Voice. Его исследование – путеводитель по современной культуре, в которой информационный шум оказывается важнее самого события, качество равно актуальности, и уже никто не в состоянии отделить продукт от его позиционирования, а культурную ценность – от рыночной стоимости. Добро пожаловать в мир Nobrow! Мир, в котором вы уже давно живете, хотя и боитесь себе в этом признаться!

JEAN Paul Sartre's No Exit was first performed at the Vieux-Colombier in May 1944, just before the liberation of Paris. Three characters, a man and two women, find themselves in hell, which for them is a living-room with Second Empire furniture. Each of the characters needs the other two in order to create some illusion about himself. Since existence, for Sartre, is the will to project oneself into the future-to create one's future-the opposite of existence, where man has no power to create his future, his hell. This is the meaning of the Sartrean hell in the morality play No Exit. Garcin's sin had been cowardice, and in hell he tries to use the two women, who are locked up forever with him in the same room, under the same strong light, as mirrors in which he will see a complacent and reassuring picture of himself.

This play, an example of expert craftmanship so organized that the audience learns very slowly the facts concerning the three characters, is Sartre's indictment of the social comedy and the false role that each man plays in it. The most famous utterance in the play, made by Garcin, when he says that hell is other people, l'enfer, c'est les autres, is, in the briefest form possible, Sartre's definition of man's fundamental sin. When the picture a man has of himself is provided by those who see him, in the distorted image of himself that they give back to him, he has rejected what the philosopher has called reality. He has, moreover, rejected the possibility of projecting himself into his future and existing in the fullest sense. In social situations we play a part that is not ourself. If we passively become that part, we are thereby avoiding the important decisions and choices by which personality should be formed.

After confessing her sins to Garcin, Inès acknowledges her evil and concludes with a statement as significant as Garcin's definition of hell. She needs the suffering of others in order to exist. (Moi, je suis méchante: ça veut dire que j'ai besoin de la souffrance des autres pour exister…) The game a man plays in society, in being such and such a character, is pernicious in that he becomes caught in it. L'homme s'englue is a favorite expression of Sartre. The viscosity (viscosité) of such a social character is the strong metaphor by which Sartre depicts this capital sin and which will end by making it impossible for man to choose himself, to invent himself freely. The drawing-room scene in hell, where there is no executioner because each character tortures the other two, has the eeriness of a Gothic tale, the frustration of sexuality, the pedagogy of existentialist morality. The least guilty of the three seems to be Garcin, and he suffers the most under the relentless intellectualizing and even philosophizing of Inès. At the end of the play, Garcin complains of dying too early. He did not have time to make his own acts. (Je suis mort trop tôt. On ne m'a pas laissé le temps de faire mes actes.) Inès counters this (she has an answer to everything, Garcin is going to say) with the full Sartrean proclamation: "You are nothing else but your life." (Tu n'es rien d'autre que ta vie…)

No further argument seems possible after this sentence, and the play ends three pages later when the full knowledge of their fate enters the consciousness of the three characters and Garcin speaks the curtain line: Eh bien, continuous… ("Well, well, let's get on with it…"). This ultimate line which, paradoxically, announces the continuation of the same play, was to be echoed ten years later in the concluding line of Samuel Beckett's Waiting for Godot. The two plays bear many resemblances both structurally and philosophically.

Хто ми — Україна чи Малоросія? Європа чи Росія? Чи українська релігійність — це те саме, що візантійське православ'я? Звідки взялись тамплієри на берегах Дніпра? Яку таємницю берегли «таємні товариства» малоросійських дворян XIX ст.? Звідки в «Лісовій пісні» зашифрована легенда про Грааль? Чи й справді українці — це «селянська нація»? В чому різниця між демократією і хамократією? В чому полягав модерний «український проект» і чи вдалося нам його реалізувати?..

Нова книжка провідної української письменниці, підсумковий плід її багаторічних роздумів — це вражаюча інтелектуальна подорож крізь віки, культури й конфесії в пошуках «України, яку ми втратили». Ключем до неї стає розкритий О. Забужко «код Лесі Українки». Аристократка і єретичка, спадкоємиця древнього лицарського роду і продовжувачка гностичної традиції, ця найвидатніша з українок залишилася незрозумілою в радянській Україні і майже незнаною широкій публіці — в Україні незалежній. Чому? Відповіддю на це питання стає велика історична драма «прихованої війни», яку Оксана Забужко з притаманною їй відвагою виносить із забуття і, на багатющому літературному й історичному матеріалі, відновлює на повен зріст.

Це не лише фундаментальна історико-культурна студія чи вишукана філологічна екзегетика. Це ще й книга про наше сьогодення — про те, як жорстоко ми розплачуємося за втрату і забуття багатовікової лицарської культури…

* * *

«Книга пані Оксани сама по собі годна свідчити, що та висока українська культура, якій вона присвячена, ще не є, дякувати Богові, тільки нашим спомином»

Леонід Ушкалов

Published in the centenary year of the 1917 Russian Revolution, No Less Than Mystic is a fresh and iconoclastic history of Lenin and the Bolsheviks for a generation uninterested in Cold War ideologies and stereotypes.

Although it offers a full and complete history of Leninism, 1917, the Russian Civil War and its aftermath, the book devotes more time than usual to the policies and actions of the socialist alternatives to Bolshevism–to the Menshevik Internationalists, the Socialist Revolutionaries (SRs), the Jewish Bundists and the anarchists. It prioritises Factory Committees, local Soviets, the Womens’ Zhenotdel movement, Proletkult and the Kronstadt sailors as much as the statements and actions of Lenin and Trotsky. Using the neglected writings and memoirs of Mensheviks like Julius Martov, SRs like Victor Chernov, Bolshevik oppositionists like Alexandra Kollontai and anarchists like Nestor Makhno, it traces a revolution gone wrong and suggests how it might have produced a more libertarian, emancipatory socialism than that created by Lenin and the Bolsheviks.

Although the book broadly covers the period from 1903 (the formation of the Bolsheviks and Mensheviks) to 1921 (the suppression of the Kronstadt rebellion) and explains why the Bolshevik Revolution degenerated so quickly into its apparent opposite, it continually examines the Leninist experiment through the lens of a 21st century, de-centralised, ecological, anti-productivist and feminist socialism. Throughout its narrative it interweaves and draws parallels with contemporary anti-capitalist struggles such as those of the Zapatistas, the Kurds, the Argentinean “Recovered Factories”, Occupy, the Arab Spring, the Indignados and Intersectional feminists, attempting to open up the past to the present and points in between.

We do not need another standard history of the Russian Revolution. This is not one.

Каждый день нашей жизни все мы что-то продаем – продукты или имидж компании, переговорную позицию или даже самого себя – руководству, коллегам, родным и близким. Хотите делать это неизменно успешно? Тогда овладейте эффективными приемами NLP-продаж! Это позволит вам действовать с четким пониманием того, как выходить победителем из любой ситуации и достигать самых высоких вершин!

Книга предназначена для широкого круга читателей, для всех, кто хочет эффективно продавать другим людям товары, идеи, фирму и себя.

Netoкратия – единственный в своем роде труд, смело разрушающий границы академических наук, сводя в единое целое философию, социологию, историю, экономику, бизнес и теорию управления. Это воистину первая книга, столь глубоко исследующая революционные проявления продолжающихся перемен в сфере информационных технологий – в экономике, политике, культуре и средствах массовой коммуникации.

Интерактивность становится основным признаком коммуникаций, всё вокруг меняется, и эта книга дает объяснение, как и почему это происходит.

1.0 — создание файла